Малыш и Карлсон

  В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и самого обыкновенного сына Малыша. Я вовсе не самый обыкновенный, говорит Малыш. Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько мальчишек, которым шестнадцать лет, у которых голубые глаза, льняные волосы и истертые до белизны джинсы, что сомневаться тут нечего: Малыш самый обыкновенный.

 Во всем доме есть только одно не совсем обыкновенное существо Карлсон, которая живет на крыше. Да, она живет на крыше, и одно это уже необыкновенно. Потому что, захоти она, весь дом мог бы принадлежать ей. Но, двадцатилетняя Тутта Карлсон, единственная наследница богатенького папы, взбалмошная сорвиголова, пожелала жить в пентхаузе. Построили пентхауз, а к нему лифт по наружной стене обыкновенного старого дома, как раз возле эркера с окнами Малыша.

 Днем сквозь тонированные стекла лифта не было видно, кто поднимается, зато вечером светящаяся изнутри кабина позволяла рассмотреть пассажирку. А посмотреть, право же, было на что, ибо девушка выглядела очаровательно: жгучая брюнетка редкий для Скандинавии случай с глазами отчаянной синевы и умопомрачительной фигурой. Она, проезжая мимо освещенных окон, частенько с интересом заглядывала в них, особенно когда была навеселе. Чем сильно смущала размеренный отдых добропорядочных бюргеров. Как правило, лифт возносил ее в своем сияющем чреве поздней ночью.

  Одну или с очередным дружком. Малыш в это время уже крепко спал. Однажды расстроенный Малыш в душных августовских сумерках стоял у открытого окна. Он давно мечтал, чтобы на день рождения а семнадцать лет, как известно, бывает раз в жизни ему подарили машину. Папа с мамой не понимали его мечты, и очередной разговор, затеянный Малышом за ужином, окончился ничем.

  Папа, устав от бесплодных споров, поставил жирную точку:-Я же не русский какой-нибудь, чтобы вот так, ни с того ни с сего, швыряться деньгами. Хочешь, купим тебе новый компьютер. Или собаку. Ведь раньше ты хотел собаку?Малыш, воспитанный шведский тинэйджер, поблагодарил маму за ужин, вышел из-за стола и заперся в своей комнате, не зажигая света. Он так глубоко погрузился в безрадостные мысли, стоя у распахнутого настежь окна, что ничего перед собой не видел, и поэтому вздрогнул от неожиданного веселого и звонкого окрика: Эй, блондинчик, смотри, не вывались!Прямо перед ним находилась сияющая в сгустившейся сиреневой полутьме огнями кабина лифта с открытым окошком, а в ней черноволосая красотка в алом облегающем платье.

  Что-то я тебя раньше ни разу не видела, приятель. Как тебя зовут? Малыш. . . То есть, смущенно поправился он, Свантесон.

  А меня Карлсон. Тутта Карлсон. А сколько тебе лет? Семнадцать. . .

  Скоро будет. . . Как семнадцать? Не может быть! Я думала восемнадцать! Можно к тебе в гости? Да, пожалуйста, заходи! обрадовался Малыш. Ой, а как же ты войдешь?От лифта до окна был добрый метр бездны.

  Но девушку это обстоятельство не смутило. Кабина чуть сместилась вверх, и красные туфельки девушки оказались на уровне подоконника. Тутта поковырялась в углу лифта и сдвинула нижнюю панель. Получилось что-то вроде дверцы. Лови! девушка прыгнула и оказалась на подоконнике.

  Свет в кабине погас. Малыш крепко обхватил отчаянную девицу за бедра. У него отчего-то сильно-сильно забилось сердце. Ну, все, все. Можешь отпускать, засмеялась фрекен Карлсон и погладила его льняные вихры.

  Привет, Малыш! Привет, Карлсон! Слушай, разве я так похожа на этого нахального толстяка с пропеллером? Зови меня просто Тутта. Они уселись рядом на подоконнике и стали дружно болтать ногами. Тутта рассмеялась и спросила: Ну, что мы будем делать? Развлекай меня! А. . .

  сколько тебе лет? Скажем так: я девушка в самом расцвете лет. Слушай, а у тебя выпить есть? Виски там, или водка? Ты что, испуганно посмотрел на нее Малыш, у меня только пиво. . . Папа ничего другого не разрешает.

  Наверное, усмехнулась девушка, целая бутылка? А вот и нет! Целая дюжина! гордо ответил Малыш. Так пиво пойдет? Не тяни! Давай скорей. Жуткая жара, правда?Малыш достал из маленького холодильника две бутылочки. Открыл. Протянул одну Тутте.

  Девушка выдула пиво в три глотка и схватила бутылку Малыша, которую он едва успел поднести к губам. Эй, а как же я? Тебе жалко, да? У тебя еще полно пива! Так это на всю неделю. . . и он поплелся за новой бутылкой.

 Пустяки, Малыш, дело житейское. Пить надо, когда хочется, а не когда можно! Будь здоров, Малыш! Тутта улыбнулась как-то по-детски наивно и удивительно располагающе. Будь здорова, Тутта! улыбнулся он в ответ и, наученный опытом, поскорей присосался к бутылке. Уф! Вот теперь хорошо, выдохнула Тутта, допив пиво. Жаль, мало.

 . . Слушай, а музыка у тебя есть? А то сидим в тишине, как в склепе. О! она спрыгнула с подоконника, и нажала кнопку магнитофона. Под заунывное пение Стинга она принялась лениво извиваться и гладить себя руками по бедрам, животу и груди, не отводя пристального взгляда от Малыша.

  Малышу стало не по себе, его как магнитом потянуло к девушке, захотелось сжать ее в объятиях и. . . и. .

 . Фу, тоска! Включи-ка что-нибудь повеселее, Тутта подошла, сдернула его с подоконника и подтолкнула к стойке с кассетами. Старый добрый рок-н-ролл, например. . .

 Грянул рок. Тутта быстрым движением увеличила громкость до рева, схватила Малыша за руку и взялась учить танцевать рок-н-ролл. Парень оказался способным учеником и, через пять минут они уже делали перекат через спину, и даже протаскивание между ног. Мебель ходила ходуном, орал магнитофон, и Малыш не сразу расслышал стук в дверь. Сынок, раздался из-за двери голос мамы, не думаешь ли ты, что это слишком громко? Пустяки, мам, дело-то житейское! лихо крикнул разгоряченный Малыш, но громкость все же убавил.

  Уфф, жара. . . Пива хочешь, Тутта? спросил вполголоса. Ты еще спрашиваешь!Малыш решительно вытащил из холодильника весь ящик.

  Они плюхнулись с хохотом на кровать и, сидя рядышком, под веселый треп осушили по бутылочке. Потом еще по одной. Потом еще. Потом Тутта захотела добавить. .

 .