Баба Катя

ва года Катя узнала столько о сексе и мужчинах, сколько не узнала бы за три жизни, живя дома. Вскоре после приезда выяснилось Катино пристрастие и умение в анальном сексе и после нескольких уроков у француженки она стала непревзойденной звездой борделя в этом виде секса. Летом 1943 года, когда их публичный дом обслуживал прифронтовые гарнизоны в Белоруссии, они попали под бомбежку и ей удалось бежать. Проплутав три дня по лесам, она наткнулась на партизанскую разведку, с которой и пришла в отряд.

 Ее определили на кухню, в помощь старой толстой поварихе. Отряд был большой, человек 200, а женщин, до появления Кати, всего две: одна врач жена командира отряда, а вторая повариха баба Тося. Война войной, а мужик везде мужик. На врачиху все в тайне облизывались, но приставать не смели, а баба Тося была одинокая, всю семью фашисты расстреляли еще в 41-ом. Хоть она и годилась многим в матери и даже бабушки, она была простая белорусская баба и, по своему, жалела мужиков и ни кому не отказывала, ни молодым, ни старым.

  Ведь для многих она была последней женщиной на этом свете, а для некоторых стала первой и последней. Чего греха таить, любила она с мужиком по-обжиматься, да вот только в лесу не очень то разляжешься, да и много их у нее тут было. Все по скорому, все по быстрому. Соберутся человек десять свободных от нарядов и к бабе Тосе. Быстро помогут с кухней и вместе с ней идут в ее землянку.

  Пятеро заходят остальные пятеро ждут у входа. Быстро разыгрывают кому что из ее "прелестей" достанется и за дело. Первый ложился на спину и она садилась на его член обвисшим старушечьим влагалищем, второй вставлял ей в толстую морщинистую задницу, третий в рот, а четвертого и пятого она дрочила мозолистыми грубыми руками. Вот так пять человек сразу и облегчала. Все быстро.

 Она даже не раздевалась и сапог не снимала, только подол задирала (без трусов ходила), ведь на улице следующие пятеро ждут. Все всё знали, но никто не шептался и бабу Тосю глубоко уважали. Даже комиссар и особист к ней ночами ходили, но естественно по одному. Особист уж очень любил ебать ее в жирную старую задницу, бывало всю ночь не слезал, все своей большущей колотушкой в ее прямой кишке шуровал. После таких ночей баба Тося целый день в раскоряку ходила и никого к себе не подпускала.

  Мужики чертыхались и называли эти дни "особистские месячные". Когда Катя появилась, бабе Тосе стало намного легче и с кухней и с мужиками. Она быстро все ей растолковала, та и не думала отказываться или смущаться, и они стали по очереди пособлять мужикам в землянке. Особист, попробовав Катиной попы, больше с поварихой ни разу не спал, чем не сильно ее и расстроил. Он и стал мужем Кати, но уже после войны, а почти два года до ее конца, она так и пробыла при кухне в отряде.

  После свадьбы они приехали в эту деревню и так и прожили здесь всю жизнь. У мужа была очень высокая потенция и ему хотелось по 3 4 раза в день. Катерина была только "за" и всегда с удовольствием подставляла ему свою ненасытную попу. Публичный дом и партизаны неимоверно растянули ее влагалище, которое так и осталось огромным, но вот анальным отверстием она творила просто чудеса, приходя в экстаз сама и приводя в него мужа и любого другого мужика, которому посчастливилось в него проникнуть. Я в этом убеждался каждый раз, когда засаживал бабе Кате в очко.

 Наша связь продолжалась в течение 7 лет, до моего окончания института и ухода в армию. Не смотря на то, что у меня в городе была подруга, которую я регулярно трахал, я все каникулы проводил в деревне и в течение учебного года, при первой же возможности, приезжал к бабушке и обязательно шел "проведать" бабу Катю. Она сама и ее ненасытная попа всегда были мне рады. Завидев меня, она бросала все дела, крепко обнимала меня, опускалась на колени и, спустив штаны, начинала сосать мой не по годам большой член. Как только я был на взводе, я разворачивал ее задом и загонял своего жеребца между бесстыдно заголенных старушечьих ягодиц.

  После часа бешеной ебли мы отдыхали, пили чай и разговаривали голышом, потому что, бывало, не допив и первой чашки, я снова набрасывался на нее и упоительно загонял своего монстра в ее бесподобную прямую кишку. И в правду, через год нашего "тесного" общения, то ли от ее изысканных ласк, то ли еще от чего, мой член начал расти и в длину и в толщину, доставляя невероятное наслаждение моей старой толстой любовнице. Года через два, по ее мнению, он даже перегнал в размере член ее покойного мужа. Тогда я решился попробовать загнать его в гигантское влагалище бабы Кати и, о чудо!, я достал до матки и измочалил ее так, что в этот приезд она больше меня к пизде не подпускала. Никто из молодых да и взрослых женщин не мог принять моего "другана" в пизду, а уж про жопу и говорить было нечего.

  Из-за этого я и не мог найти себе других подружек в городе кроме одной. При милом личике и аппетитной фигуре у нее с детства были гипертрофированно развиты влагалище и анус, и мои размеры ее не только не смущали, но очень даже удовлетворяли. До меня у нее было несколько мужчин с нормальными членами, и ни с одним из них она не испытывала удовольствия. Хоть и говорят, что размер для женщины не главное, но в нашем случае он играл решающее значение. В анальных умениях ей до бабы Кати было, как "до Китая раком", но, в остальном, мы находили общий язык.

 В армии я получил письмо, что баба Катя умерла. Я долго переживал эту утрату. Даже сейчас, по прошествии многих лет я готов сутками дрочить, вспоминая ее невероятно сладострастную и умелую жопу. Таким ЖОПАМ надо ставить памятники.