Праздник

лась. . .

 ) бросилась в спальню. Слышно было, как скрипнули дверцы шкафа, зашелестела одежда. Ты бы хоть позвонил, нельзя же так. . .

  А я вот как чувствовала. . . Ты один приехал, или с семейством. .

 . поток слов не иссякал. Один. -, ответил я, не торопясь стягивая тесные джинсы. А я вам варенья наварилаобязательно возьми с собойкогдапоедешь.

  . . Я стянул через голову, не расстегивая рубашку. Сбросил трусы, оставшись в одних носках. -Возьму, ответил, думая о своём, и делая шаг к спальне.

  Разное, малиновое, вишневое, виноградное. . . мать выскочила из спальни поправляя платье, и подавившись словом, замерла как вкопанная, глядя на меня снизу вверх. Я ещё не говорил, что росту в ней метр шестьдесят? Ты.

 . . -, она густо покраснела. Я подхватил мать на руки, чувствуя под одной ладонью прохладу голого бедра, под другой мягкий бок. Платье куполом вздулось, и поползло по задранным, сведенным вместе ногам, обнажая округлые колени, полные бедра, оголяя их до живота.

  И понёс мать в спальню. Покачивающийся при каждом шаге член, похлопывал мать по заду, словно предупреждая. Сы. . .

  -, дыхание у неё перехватило, сынок я. . . Я бросил мать на старую, двуспальную кровать, с прикрытой тюлем пирамидой подушек. Артемка, не надо! Ты же уже взрослый, то была моя ошибка.

 . . Вздёрнутые ноги, плотно сведенные белые колени, загорелые по локоть руки матери натягивают на них платье. Кровать скрипит подо мной. Мать опрокидывается навзничь, ломая пирамиду подушек, её слова вязнут в горячем воздухе.

  Мои руки скользят по её полным бедрам, охватывают растёкшуюся по постели сдобу ягодиц. Сдернутые с вяло отбивающейся матери трусы, сонной птицей опускаются на пол. Она лежит передо мной. Голая по пояс. Белея зрелой наготой сведённых бедер.

  Темнеющий треугольник лохматого лобка кажется островком, в молочном океане. Глаза блестят из под взлохмаченных волос. -Сынок ты не дол. . .

  Мы не должны. . . -, мать задыхается. Мама, как я по тебе скучал.

 . . -, договорить я не успеваю, больше не в силах сдерживаться, падаю лицом в её сведенные бедра. Она вздрагивает от каждого прикосновения, будто мои губы обжигают ей кожу. Вскрикивает когда мой бесстыжий язык касается её бутона, шевелясь в запретном, скользит, раздвигая слипшиеся лепестки плоти.

  Мать не сопротивляется, только руки ее, вцепившись мне в волосы, не дают оторваться от чаши наслаждения, глотнуть воздуха. "Я помню, как ты любишь. . . "-, мелькает в голове мысль.

  Ноги ее, наконец, стыдливо, словно против воли, чуть расходятся в стороны, давая больше свободы моему языку. И я наваливаюсь лицом, раздвигаю ладонями их шире, шире, вскидываю их вверх, мать стыдливо противится этому. Её ягодицы округляются навстречу моим губам и ладоням, сжавшийся в точку, сморщившийся анус трепещет под напором языка. Громкое, грудное, на грани крика, материнское "ооох" сводит судорогой мой вздыбленный член. С трудом отрываюсь от её сочащегося, исходящего соком мясного цветка.

  Окидываю взглядом открывшийся мне вид матери. Она валяется передо мной, словно позируя на съёмках порноф