Коммуналка

одок, схватил одежду и убежал.

 Черт с ней с обидой, хоть и лучший друг он мне. Но кто же, кто мог так издеваться над Кешкой? Да и когда он все время со мной, целыми днями. И почему не пожалуется Лёхе тот надерет задницу кому угодно! Правда, что-то Лёха пить стал частенько. Ну, мне хотя бы мог сказать, паразит!А тут ещё и с Риткой тоже стало твориться что-то неладное. Всегда веселая и жизнерадостная, она стала дёрганной, пугливой.

  Раньше я проводил в её комнате несколько часов в день, и нам обоим от наших невинных игр было хорошо. А теперь, как только Лёха приходил с работы, она гнала меня из комнаты в три шеи. 3. ПьянкаЧерез три дня Лёха уехал на спортивную базу в Лемболово, наказав нам "не шалить" и "слушаться мою маму". Ритка заметно ожила.

  А Кешка, невинный Кешка, шарахающийся от любой предложенной ему рюмки вина или протянутой сигареты, вдруг вытащил из школьного ранца две литровые бутыли молдавского сухача и брякнул на стол. "У нас что, пьянка намечается?" я вылупил на него глаза. "Да, так, повод есть. Я кое-какие решения принял" у Кешки заиграли желваки, а лицо стало злым и некрасивым. Ритка быстро сообразила что-то из закуски, явно мало на три здоровых юных тела, но я притаранил от матери кусок колбасы и вареной картошки.

  Так что стол, можно сказать, ломился от яств. "За что пьем?" я уставился на Кешку. "За милых дам, за то, чтобы они были счастливы" закусив губу, Кешка медленно и торжественно "чёкнулся" с Риткой. Та с недоумением тоже поглядела на Кешку. Я думал, что он прикалывается, но слишком серьезным было его лицо.

  С непривычки мы быстро наклюкались. Я обнял Кешку и стал пороть чепуху про вечную мужскую дружбу, которая не сравнится ни с какой любовью к женщине. Ритка как-то оттаяла, развеселилась, много хохотала и целовала обоих. И я, совершенно забыв всякий стыд, усаживал её себе на колени и пьяно настаивал: "Ты, Ритка, будешь моей женой!". Она делала вид, что вырывается, подначивала Кешку заступиться за сестру, а тот всё больше мрачнел и супился.

  Его глаза сузились и от них веяло таким холодом, что нам с Риткой стало не по себе. "Ладно, мальчики, пора спать! она быстро сгребла посуду и поволокла её на кухню. Кешка встал, и, не говоря ни слова, на нетвердо держащих его ногах поплелся в свою комнату. Во мне же продолжало плескаться веселье. На ум пришли дурацкие шутки: "Сейчас я её напугаю!".

  Я залез под её кровать, скрываемый свисающим до пола покрывалом, и притаилсяРитка долго не шла, и меня начал разбирать сон. Я положил голову на её домашние пушистые тапки и довольно быстро отключился. . . 4.

 Насилие-А ты думаешь мне легко?" кто-то тряс Риткину кровать. Ты думаешь, что я железный? Мне 25 и я не трахаюсь, потому что не могу привести сюда бабу некуда. А бегать по бабам некогда: вас кормить надо! Я что, обречен дрочить до старости, да и то, дождавшись, когда Кешка уснет? Всего делов-то пару раз в неделю переспать со мной. С тебя не убудет. Небось с Вовкой (это он про меня!) вовсю обжимаетесь? А-а? А может и потрахиваетесь?".

 Я лежал ни жив, ни мертв, не веря своим ушам. Этого не может быть. Чтобы Лёха такое говорил Ритке! Своей сестре! Может он нанюхался чего-нибудь или укололся? Ну, что ты мелешь! Ты пьян, уйди! Риткин голос дрожал. Лёшка, я же твоя сестра, да не могу я! У меня от одной этой мысли всё внутри переворачивается. Да и девушка я ещё! Ах, девушка! Это ещё надо проверить.

  А может прямо сейчас, а? на кровати началась какая-то возня. Слышался скрип матраса, шорох белья, Лёхино сопение и срывающийся на слезы голос Ритки: "Уйди! Уйди, пьяный скот! Сколько раз тебе повторять не могу я!". Потом раздался грохот, и Лёха растянулся на полу вдоль кровати. Наверное, Ритка дернула на себя одеяло, потому что под кровать проник свет, и моя испуганная физиономия оказалась прямо перед Лёхиным лицом. Несколько секунд он ошарашено пялился на меня.

  Потом его лицо исказилось злобой: Говоришь, девушка? зарычал он. А с ним ты каким местом общалась? он собрал в кулак рубашку на моей груди и выволок меня на свет божий. От ярости он даже побелел. У Ритки глаза стали квадратными. Вот этому сосунку, этой желторотой мрази, Лёха со всей силы меня тряханул, ты делаешь всё! И сосёшь и отдаешься.

  А для меня, который ради тебя горбатится день и ночь и света божьего не видит, тебе ласки жалко? Сука! Что ж ты нашла у него такого, чего нет у меня?-Лёха, погоди, всё не так . . . я пытался вставить хоть слово в защиту Ритки. Заткнись, паскуда! он треснул меня наотмашь по щеке.

  Я рухнул на пол. Лёха подбежал к двери и запер её на ключ. Ритка забилась в угол кровати и с ужасом глядела на него. Сквозь расплывающиеся в глазах круги, я видел, как Лёха, рвя пуговицы и молнии, начал срывать свою одежду: Я тебя сделаю на его глазах, пусть учится, гадёныш! он был в полуобморочном состоянии. Его сумасшедшие глаза не отрывались от Ритки.

  Та была близка к шоку и делала бешеные усилия, чтобы не закричать. Я начал понимать, что сейчас он будет Ритку насиловать, прямо при мне. Видимо алкоголь сделал своё дело. Я с трудом разогнулся и, качаясь, встал между Лёхой и Риткой: Не дам! Что-о-о! Лёха в изумлении уставился на меня. Ты не дашь? Ты! Мне! Не дашь!? он не мог даже поверить, что слышит от меня такое.

  Потом что-то изменилось в его лице. Он скривился в мерзкой усмешке: Дашь! Именно ты-то мне сейчас и дашь!Он рванул на мне рубаху, от чего она треснула пополам. Защищаясь, я двинул его в лицо, от чего он рассвирепел ещё больше. Резкий удар в поддых заставил меня судорожно хватать ртом воздух. Я лишь чувствовал, как он срывает с меня всю одежду, оставляя нагишом.

  Сквозь пелену в глазах я вновь увидел его лицо и ткнул в него что есть силы кулаком. Он увернулся и так влепил мне в подбородок, что я без сил опустился на колени в полной пр