Игра Джеральда

  Дрожь пробежала по шее Джесси. Том, который смотрел на нее, вместо того чтобы уставиться в свою коробку, заметил это. Сорванец! Все в порядке? Да, но. . .

  но ведь это немного жутковато, не правда ли, папа? Да, ответил он. Джесси посмотрела на отца и успокоилась, увидев, что он ее понимает. Он выглядел почти таким же испуганным, как и она, но это только добавляло ему мальчишеской привлекательности. Мысль о том, что они могли испугаться совершенно разных вещей, даже не пришла ей в голову. Хочешь сесть ко мне на колени, Джесси? Можно? Конечно!Джесси опустилась ему на колени, все еще держа в руках коробку с отражателем.

  Она поерзала, усаживаясь поудобнее, вдыхая приятный слабый запах его пота, разогретой солнцем кожи и еле уловимый аромат лосьона после бритья. "Кажется, он называется "Красное дерево", подумала Джесси. Подол ее платья поднялся так высоко, что обнажил ноги (трудно было что-то с этим поделать в таком коротком платьице), и Джесси вряд ли заметила, когда отец положил руку ей на ногу. К конце концов, это был ее отец папа а не Дуан Корсон или Ричи Эшлок, мальчик, над которым она и ее подружки подсмеивались в школе. Минуты тянулись медленно.

  Джесси все еще ерзала, стараясь устроиться поудобнее его колени, казалось, состояли сегодня из углов за этим занятием она провела две или три минуты. . Наверное, даже дольше, потому что порыв ветра, налетевший на террасу и растормошивший ее, был удивительно холодным, касаясь его потных рук, да и весь день как-то изменился; цвета, бывшие такими яркими, когда она откинулась на его плечо и закрыла глаза, теперь побледнели, да и сам свет несколько поблек. Как будто она смотрела на мир через пергаментную бумагу. Она посмотрела в свою коробку с отражателем и была удивлена почти поражена теперь там была только половина солнца.

  Джесси взглянула на часы: было девять минут шестого. Это случилось, папа! Солнце гаснет! Да, согласился он. У него был такой странный голос осторожный и задумчивый, какой-то смазанный и низкий. Все по расписанию. Джесси, как в тумане, отметила, что его рука скользнула выше довольно-таки намного выше по ноге, пока она устраивалась поудобнее.

  Я уже могу посмотреть сквозь стекло, папа? Еще нет, ответил он, и его рука скользнула еще выше по ее бедру. Рука была теплой и нежной, но не неприятной. Джесси положила на нее свою руку, повернулась к нему и усмехнулась. Это волнующе, правда? Да. ответил он тем же самым странным, размытым тоном.

  Конечно, Сорванец. Даже намного более волнующе, чем я думал. Прошло еще какое-то время. В отражателе луна продолжала наплывать на солнце, после пяти двадцати пяти, а потом пяти тридцати. Почти все внимание Джесси теперь было сконцентрировано на уменьшающемся изображении в коробке с отражателем, но какая-то смутная часть ее осознавала, какие твердые сегодня у него колени.

  Что-то прижималось к ней снизу. Это не было неприятно, но давление было настойчивым. Джесси ощущала это, как ручку какого-то инструмента отвертки или молотка. Джесси снова изогнулась, желая найти более удобное место на коленях отца, и Том сделал несколько свистящих вздохов сквозь зубы. Папа? Я очень тяжелая? Я сделала тебе больно? Нет, ты хорошая.

 Джесси взглянула на свои часики. Пять тридцать семь. Четыре минуты до полного затмения, может быть, немногобольше, если часы спешат. Я уже могу смотреть через стекло? Еще нет, но уже скоро. Сорванец!Джесси слышала, как Дэбби Рейнольдс поет что-то типа:"Старый филин.

 . . ухает в глубине. . .

  Тэмми. . . Тэмми. .

 . Тэмми влюблена". Потом неприятно завыли скрипки, и диск-жокей, за-менив пластинку, сказал, что в Ски Тауне (США) темнеет (так дикторы почти всегда называли Северный Конвей), но у них там такая сильная облачность, что невозможно наблюдать солнечное затмение. Ведущий сообщил также, что на улицах полно разочарованных людей в солнечных очках. А мы не разочарованные люди, правда, папа? Вовсе нет, согласился он.

  Мы самые счастливые люди во Вселенной. Джесси снова уставилась в коробку с отражателем, забыв обо всем на свете, кроме тоненького полумесяца, который она теперь могла наблюдать, даже не щуря глаза за стеклами солнечных очков. Темная серповидная тень с правой стороны, которая сигнализировала о начале затмения, теперь сменилась сияющим серпиком слева. Серпик был настолько ярким, что, казалось, он плавает на поверхности отражателя. Посмотри на озеро, Джесси!Джесси взглянула, и ее глаза расширились от удивления за стеклами очков.

  Увлекшись наблюдением изменяющегося изображения в коробке, Джесси не замечала, что происходит вокруг нес. Пастельные краски поблекли, прекратившись в древние акварели. Несвоевременные сумерки, великолепные и пугающие одновременно для десятилетней девочки, сгущались вокруг Черного озера. Где-то в лесу встревоженно ухала сова. Внезапно Джесси почувствовала дрожь, пробежавшую по ее телу.

  По радио закончилась реклама, и начал петь Марвин Гайе:"О, слушайте все. особенно вы, девочки,Разве это правильно оставаться одному,Если тот, кого ты любишь, никогда не бывает дома?"Откуда-то с севера снова донеслось уханье совы. Это был пугающий звук, очень пугающий. Когда она снова вздрогнула, Том обнял ее. Джесси с благодарностью прижалась к его груди.

  У меня мурашки бегают по телу. папа. Это не продлится долго, сладенькая. Возможно, ты больше никогда в жизни не увидишь этого. Попытайся не сильно бояться, чтобы насладиться виденным.

  То, что Джесси увидела сквозь стекло и самодельный фильтр, было настолько странным и пугающим, что сначала ее разум отказался воспринять это. Там, в полуденном небе, было такое огромное, величественно красивое круглое пятно, что Джесси стало по-настоящему страшно. "Если я разговариваю во сне. . .

  то это потому, что я не видел мою возлюбленную почти всю неделю", признавался Марвин Гайе. Именно в этот момент Джесси почувствовала руку отца на соске левой груди. Рука мягко сжала грудь, потом снова вернулась к правой, как будто сравнивая их размер. Теперь отец дышал очень часто; он дышал ей в ухо, как паровой двигатель, и Джесси снова ощутила твердый предмет, давящий на нее снизу. "Могу ли я доказать? кричал Марвин Гайе, этот певец души.

  Доказать? Доказать?" Папа? С тобой все в порядке?Она снова почувствовала слабое покалывание в груди наслаждение и боль, жареная индюшка с ванильной глазурью и шоколадным сиропом, но в этот раз к этому добавились тревога и некое замешательство. Да, ответил он, но его голос звучал почти как голос незнакомца. Да, все хорошо, но не оглядывайся. Отец изменил положение тела. Рука, только что лежавшая у нее на груди, отправилась куда-то еще; одно бедро Джесси поднялось вверх, приподнимая подол ее платья все выше и выше.

  Папа, что ты делаешь?В ее вопросе не было страха, скорее удивление. Однако в самом тоне вопроса звенел страх. Над ней огненно сиял ореол странного света вокруг темного круга в небе цвета индиго. Ты любишь меня. Сорванец? Да, конечно.

 . . Тогда ни о чем не беспокойся. Я никогда не сделаю тебе больно. Мне хочется быть ласковым с тобой.

  Просто наблюдай за затмением и позволь мне быть ласковым с тобой. Я не уверена, что хочу этого, папа. Чувство смятения росло. Я боюсь опалить глаза. Сжечь сетчатку.

 "Но я верю, пел Марвин, мужчина и женщина лучшие друзья. . . и я привязан к ней. .

 . до самого конца". Не волнуйся. Теперь отец почти пыхтел. У тебя есть еще двадцать секунд.

  Самое меньшее.