Увольнение

  (моей единственной и неповторимой девочке посвящается). . Она сидит на кровати, поджав под себя обтянутые сетчатыми чулками колени. На ней белое платьице с кружевами, и рассыпанные по плечам пряди красно-рыжих волос кажутся на нем кровавыми потеками. .

  . Она сама покорность, робость и непорочность (ну как же. . . ) , словно девственница на брачном ложе но в тяжелых черных наручниках, покоящихся на ее коленях, обреченная наслаждаться дарованными мною ласками и изнывать от нетерпения, когда я буду их садистски прекращать.

  . . . я любуюсь тобой, и ты поднимаешь свои стыдливо опущенные ресницы, пронзая меня хищно-вожделеющим взглядом, сканируя им снизу вверх и задерживаясь на моих камуфляжных штанах (моя любительница солдатского порно. .

 . не только ли за эту форму, и за мою принадлежность к доблестным рядам российской армии ты хочешь меня?) , и алчная улыбка змеится на твоих нежно-розовых губах. Я знаю, что тебе нужен даже не столько сам секс, сколько чтоб я трогал тебя, где захочу, делал и заставлял делать все, что пожелаю без твоего на то разрешения, и глаза твои разгораются от осознания этого факта. Я впиваюсь в ее губы длительным и захватывающим дыхание поцелуем, спускаюсь на хрупкие плечи и разрываю на них кружева платья, чтобы содрать его. Под покровом невинности скрывается блядство жесткий корсет, стягивающий ее ребра и груди, черные подвязки на кружевном поясе резко перечеркивают белоснежные бедра.

  Поднимаю с пола плеть, и ее зеленые глаза расширяются от страха; она так боится боли, которую сама же причиняет, если дать ей в руки хлыст, что я, даже не будучи садистом как некоторые, не в силах отказать себе в удовольствии попугать ее. Я замахиваюсь, и она, опасливо отпрянув в сторону, сама подставляет свой нетронутый зад под удар, за которым тут же следует пронзительный вскрик. Бля, я ненавижу, когда они ТАК орут, и инстинктивно ударяю ее еще раз. Она скорбно опускает голову и напоминает мне дрожащим голосом