Вместо некролога

  Когда я умру, некролог мой будет некому написать, потому что все, кто меня знал, или умерли, или стали большими чинами, кое-кто стал врагом. Конечно, возможно, выйдет кто-то, кого и не ждёшь, о ком и не думаешь, кого и не замечал, и скажет. Но, скорее всего нет. А если и скажет, то из так называемого приличия. О том, как я был нужен, и как теперь без меня.

  И если он честный человек, подумает о том, как ему стыдно думать о том, что сейчас будет выпивка. Ни одна женщина не выйдет. Это точно уже сейчас их нет возле меня, и я испытываю вокруг себя благоговейную тишину. Так музыкант симфонического оркестра, слившийся с музыкой всеми фибрами своей души нет, не души фибрами почек и печёнки неожиданно, после финального аккорда, оказывается свободен. Всё.

  Отыграл. Музыка это всё. Но я отыграл. Свободен. Но одна скрипка ещё продолжает играть где-то там, за кулисами; она играла все время, она будет на похоронах, я вижу её издали.

  Она не подойдёт к толпе. В толпу. Она будет рядом. Под боком. Вне досягаемости.

 А вот когда все уйдут, она подойдёт мелкими невзрачными шажками, с опущенным взором, не глядя по сторонам, подойдёт прямо ко мне, и вот тогда я буду её. Никто и никогда не видел нас вместе. Однажды поздней ночью мы прошлись по чёрной пустой улице. Под ручку. Так хотела она.

  И из-за ближайшего дерева вышла моя жена: "Ага! Попались, голубчики!" И спокойное в ответ: "Отдайте мне его!" После этого вечера я попал в психушку. Они разговаривали как две подруги, глядя друг на друга проникновенно и с интересом, обсуждая меня, как вещь. Даже я не ценил себя так восторженно-лакомо. С этого дня я перестал существовать. Оказалось, я живу там, где должен жить, и занимаюсь тем, че