Губернская элегия

в лобик да шепнул ей на ушко: Пиздуй, мол, голубушка и побыстрее, а не то твой зверёк мне в сонную артерию вцепится. Наталья утробно расхохоталась и, лукаво повизгивая, бросилась к дверям детского сада.

  Ага, сучка, взревело из кустов малорослое существо, подпрыгивая, оно в раскорячку устремилось за своей любимой. Я вытер пот со лба, прикурил сигарету, и медленно двинулся к себе домой. Испуганные старушки по-прежнему крестились и шептались между собой: Вот так каждый Божий день!На следующий Божий день приходит ко мне Стаська и, возбуждённо размахивая ручищами, докладывает мне следующее: Короче, всё! Эту дуру, Натаху то, уволили на хуй из детского садика. Я её там неделю пёр. Она, блядь, как свинья, визжала.

  Я даже ей пасть подушкой затыкивал. Стаська сделал паузу. И я, воспользовавшись этим, осмелился сказать: Понятное дело: крики, шум. . .

  Да не в этом дело, не в этом! Она свои вонючие трусы в кастрюлю, где детям кашу варят, положила! Неужели из-за этого? подивился я. А чё?! Стаська скривил свои толстые губы в ухмылке. Думаешь, мелочь, не-а, не мелочь! Когда работники детсада пришли, открыли кастрюлю, где каша детская была, оттуда такая пруха пошла, аж стёкла запотели, две нянечки в обморок ёбнулись. Неотложку вызывали и группу спецназа. Думали очередной теракт.

  Я, конечно, поэт, человек с большим воображением, но до сих пор не могу себе представить, зачем она свои вонючие трусы в кастрюлю с детской кашей пристроила. Вот ты можешь себе это представить?!На некоторое время воцарилось тягостное молчание. Затем поэт посмотрел на меня каким-то потусторонним взором и изрёк следующее: Это и есть трансцендентные шифры бытия, как сказал бы Ясперс.