Студенческий заработок

им прибором в какой ситуации воспользоваться. Что касается госпожи Ирмы, то я была уверена, что выполнить предъявленные мне условности не сложно, и я не в коей мере не добавлю своей пострадавшей попе еще шлепков ее хлыстика. Студенческий заработок. Партизанка Танюша. Сеньор Бичени как, оказалось, сносно владеет русским, но скрывает это.

  Во время Второй Мировой Войны, он был на территории России в составе зондер команд и активно боролся с партизанами на смоленщине. Так как по национальности он был итальянец, то "истинные арийцы" его призирали и на ответственные задания его не брали. Он довольствовался в основном допросами жителей сел и городков, которые были уличены в сотрудничестве с партизанами. Но однажды ему на допрос попала настоящая партизанка, очень симпатичная молодая девушка. Звали ее Таня, и она ему очень нравилась.

  Используя индуктор, от полевого телефонного аппарата и два проводка с крокодильчиками, присоединенными к половым губкам Танюши, они быстро нашли общие темы для разговора. Несчастная девушка быстренько все рассказала о советском подполье в их районе, немножко "пококетничала" с указанием баз и лагерей размещения партизан, но когда ее сводили на порку попы шомполом от винтовки выложила и это. Все было оформлено, и девушка была готова к торжественному повешению в центре села в назидание упорствующим жителям, но из Смоленска пришел приказ в пропагандистских целях повешенья производить только по воскресеньям, при большом скоплении народа на рынке. Оставалось несколько дней свободных, и Бичени желая завоевать доверие у немцев, придумал развлечение, на которое приглашал всех свободных от нарядов и операций по уничтожению партизан эсэсовцев. Используя все тот же индуктор Бичени добивался признания у девушки в ее сексуальных похождениях.

  В кабинет к следователю, а проще говоря, в горницу крестьянской избы набивалось куча эсэсовцев, которые, сглатывая слюну притихнув, слушали перевод "признательных" показаний Тани. Обезумевшая от боли девушка выкладывала все начистоту. И как приехав после педагогического училища поселившись в выделенной совхозом пустовавшей хате удовлетворяла сама себя, и как потом использовала для этой цели приблудившегося огромного пса Барбоса. Однажды застав за этим занятием, бабка Агапка, лечившая заговорами всю округу, сказала, что пора ее предъявлять общественности, как отцы и деды из покон веку дочерей своих замуж выдавали. С этими словами Агапка скинула с Тани ночную рубаху, выволокла за волосы из избы на двор, поставив на колени зажала голову крепкими натруженными ногами и стала стегать по попе лозиной.

  Таня неистово заголосила на всю деревню, сзывая на это зрелище всех окрестных парней. И действительно минут через десять из изгороди поблескивали агатами возбужденные глаза более тридцати незамужних парней. Таня продолжала визжать и показывать "общественности" налившиеся соком грудки и округлившиеся ягодицы, и волнующие бедра. Окончив представление, бабушка загнала в избу плачущую Таню и сказала, что она еще спасибо потом скажет. А завтра пойдут на пруд после работы, мол надо купаться регулярно и соблюдать гигиену.

  На следующий день, когда солнце уже садилось, бабушка Агапка повела Таню на пруд. Там на берегу сидели мамки, таки же молодых девушек на выданье. Девушки снимали свою одежду и медленно заходили в воду вихляя бедрами, немножко плавали, брызгали друг на друга водой заливисто хохоча, что бы привлечь внимание. В стоящих рядом ивах и кустах слышалась возня, пыхтение и треск ломаемых веток. По негласному уговору на кусты никто из купальщиц и сопровождавших их внимания не обращал, даже если там затевалась настоящая драка, и ивы тряслись как от землетрясения.

  Женатым мужикам в кусты ходить считалось крайне зазорным, а молодых пацанов хлопцы постарше прогоняли сами. Девушки на купание ходили с того момента, когда матери замечали у них томный блеск в глазах и явные бабские прелести бросались в глаза. С момента, когда к девушке засылались сваты, девушка все реже появлялась на пруду, а после свадьбы дорога туда ей была заказана. Разведенки, вдовы и те у которых мужья беспробудно пили, появлялись в другом месте пруда и без сопровождающих, но в эти тонкости Таню еще не посвящали. Приняв все условия этой условной игры, Таня скинула постепенно одежду и медленно пошла к воде.

  Сознание того, что за ней смотрят все парни их большой деревни, холодило душу и приятно щекотало там где-то внизу животика. Бедра сами собой стали соблазнительно вихлять подчиняясь тысячелетнему инстинкту женщины, спинку она выгнула и грудочки призывно колыхались в такт ее шагам. Проходя у самых кустов она с удовольствием услышала шепот: "Серега пригнись, не видно. Та нагни бошку кретин. Вот это жопа, я бы ей впердолил.

  Пусть писюн сначала вырастит, если кто к ней подойдет головы пораздавлю салаги". О чем шел разговор дальше, она уже не услышала. Зайдя в воду, поплавала, поплескалась и стала выходить. Выходя из воды, Таня, подражая другим заневестившимся девушкам, долго не одевалась, вытирая мокрые роскошные волосы и принимая самые соблазнительные позы. Полотенце повязала, соорудив на голове замысловатый турецкий тюрбан.

  Повернувшись к кустам зрителей спиной, наклонялась, не сгибая ног в коленях за рушником для тела. Медленно вытирала спину, виляя бедрами то в одну, то в другую сторону и слыша протяжные вздохи и напряженное сопение из кустов. Ох, ты девка и бесовка. Будут кавалеры по тебе сохнуть, ласково сказала бабушка Агапка и повела Таню домой. Старания бабушки не прошли даром и ее сразу стали приглашать на танцы куча поклонников.

  Они постоянно сорились между собой, дрались, даже обещали покончить с собой, если она обойдет их вниманием. Ни о каком Барбосе уже не могло быть и речи. Ее тискали ухажеры на танцах, а потом, напившись для храбрости самогона, тащили в кусты и там, не взирая на ее протесты, имели со всей юношеской энергией и пылкостью. Несколько раз предлагали выйти замуж, но партия ее не устраивала и она отказывала. Когда началась война, она связалась с партизанами.

  Она ходила в их лагеря, носила донесения и продукты. Помогала по-бабьи по хозяйству, варила, стирала, ухаживала за ранеными. И как-то с пониманием отнеслась к разговору между бабами, что, мол, мужики работают на пределе, часто рискуют жизнью и терпят другие лишения, некоторые подолгу не видят семьи и вообщем сильно сникли и затосковали. Надо бы для поднятия боевого духу устроить им баню, поплескаться с ними, похлестать им венечком спинку и вообще своим девичьим смехом подбодрить, особенно те группы, которые уходят на смертельно-опасное задание. Мужним бабам это делать как-то не пристало, а вот девкам вроде Тани самый раз.

  Поупорствовав для приличия немного, Таня поддалась на уговоры подруг и женсовета отряда. Банные обязанности она исполняла исправно, в отряде тоже были ею довольны, да вот попалась по наводке предателя в руки гестапо. Эсэсовцы, слушая откровения Тани, раз за разом выбегали в соседнюю комнату, где услужливые местные полицаи привели девок устроившихся в комендатуру на "работу", напоили их самогоном, и те обслуживали перевозбудившихся захватчиков. Понимая, что перед неминуемой смертью и желая хоть как-то облегчить свои мучения, Таня без утайки во всех подробностях рассказывала весь свой не такой уж богатый бабский стаж. И как ездила на областные сборы комсомольского актива в Смоленск и там съехавшиеся здоровые, молодые мужики и бабы чихать хотели на учения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина вместе взятых, пользуясь неожиданной свободой целыми днями пили водку и самогон и предавались групповому разврату.

  Особенно ей понравился разудалый комсорг с МТС с Вязьмы. У него был большой и толстый член и владел он им виртуозно, а еще у него были сильные и очень нежные руки, которые ласкали так, что вынести это Таня просто не могла. Она впервые у него взяла в ротик и бегала за ним как собачонка, но по окончании он уехал в свою Вязьму к жене и сыну, а Таня чуть не наложила на себя руки. Хорошо, что на собрании ее заприметил второй секретарь обкома, пригласил на дачу и там, в кругу ответственных товарищей прибывших на служебных авто с такими же соблазнительными девицами, как и она все веселились от души насыщаясь деликатесами, которые были на столе в избытке. Эти предвоенные годы были не очень зажиточными и жившую постоянно впроголодь Таню можно понять.

 Подавшись всеобщему настроению достатка, сытости, беспечности и вседозволенности, Таня напилась шампанского, вскочила с другой девушкой на стол, обнажилась и подбадриваемая присутствующими стала танцевать подрыгивая бедрами под звуки "Интернационала" доносившиеся с патефона. Глядя на молодую, пышущую здоровьем, очаровательную Таню, собравшиеся мужчины цокали языками, поглаживая усы, протирали запотевшее пенсне и что-то невнятное гундосили, вытирая с пьяных рож слюни (большинство приглашенных ответственных работников партийного и хозяйственного актива области были грузинами, евреями и литовцами) и представляли себе свой новый мир, который они строили светлым и радужным, ради которого не зря они столько убивали, мучили, насиловали и грабили, недалеких, тупоголовых, холуйски услужливых россиян. Но как говаривал классик "не долго музыка играла, не долго фраер танцевал", эта лексика хоть и была знакома большинству присутствующих, так, как в дореволюционном прошлом все они были обыкновенными уголовниками, но в новой, сытой, вольготной и безнаказанной жизни стала забываться. И возмездие пришло неожиданно. Полковник Гоцешвили, будучи начальником областного управления НКВД, прознав про бурное застолье, на даче второго секретаря обкома, на которое тот по неосмотрительности его забыл пригласить, посчитал себя уязвленным и затаил злобу.

  Донесла на второго секретаря его жена, которая, кстати и была любовницей кавказца. Осерчав не на шутку, Гоцешвили распорядился всех участников непристойной попойки арестовать и допросив в застенках НКВД судить. Вместе со вторым секретарем по сложившейся традиции, арестовали и его неверную жену. На открытом судебном процессе, который проходил в городском Доме культуры железнодорожников, они оба сознались в том, что оба работали на британскую разведку и получили задание по которому она используя свою женскую привлекательность должна была заманить в укромное место на правительственной даче для ответственных работников в Пицунде товарища Сталина, а он пользуясь беззащитностью Вождя должен был коварно убить Отца народов. Истошно вопя на весь зал, бывший второй секретарь просил трудящихся сурово покарать его и его жену за столь низменные намерения, коварную измену и двурушничество, выражал уверенность в том, что искоренив таких заклятых врагов трудового народа как он, Советское государство построит процветающее общество и добьется всеобщего благоденствия для народа, как учил Великий Ленин и учит Великий Сталин.

  Обвиняя, прилюдно, себя во всех смертных грехах, он надеялся, что Гоцешвили, выполнит данное им обещание и сохранит жизнь детям. После зачитки, очень мягкого по мнению собравшихся в зале тружеников, приговора 18 человек расстреляли во дворе тюрьмы вечером этого же дня, 12 дали по 25 лет лагерей и лишь 24 (в основном обслуживавшему банкет персоналу) дали по 10 лет, все по той же 58 статье УК РФССР. Расстрельная команда всех приговоренных раздела до гола. Мужчин выстроили в одну шеренгу у стены. Жену второго секретаря, даму с фигуристыми формами, заставили по очереди танцевать медленные, задушевные вальсы со всеми приговоренными, и когда у мужчины вставал пенис, его отводили в сторону и расстреливали "за блуд".

  Последним был муж. У него от страха и увиденного никак не вставал. Тогда жену заставили поласкать его и совершить с ним половой акт. И когда они соединились четыре пули пущенные с близкого расстояния из винтовок пробили их тела навылет. "Они померли в любви и согласии", умилялись нквэдешники и страшно гордились своей задумкой.

  Гоцешвили сдержал свое слово, и детей второго секретаря отправили в детский дом на границе области, где они и скончались через год от голодухи и сыпного тифаИз окна своего кабинета всю драму расстрела наблюдал Гоцешвили и Таня. Ее задержали со всеми вместе, но смазливая мордашка и точеная фигурка, ей оказали неоценимую услугу. На одном из допросов ее увидел Гоцешвили и прельстившись ее внешностью забрал ее к себе. Поставив ей условие, или найти двух раскованных подружек и составить ему компанию и его кавказским друзьям, или отдаст она Сибири лучшие годы совей жизни, и это в лучшем случае. Увиденное, во дворе, утвердило ее в необходимости тесного сотрудничества с органами.

  Смотавшись к себе в деревню, она поделилась своей безвыходной ситуацией Лене и Кате, и подружки пообещали ей содействие. В назначенный час они собрались в условленном месте. Ребята подъехали на большой, шикарной машине и поехали отдыхать на дачу к Гоцишвили. Девушкам нравились эти молодые, уверенные в себе парни. И хотя все они работали в органах, о которых ходили самые противоречивые слухи, вели себя они по джентельменски.

  Не жадились, и угощали девушек вином, конфетами и мороженным, любили их страстно, пылко и горячо. Покладистые и сговорчивые девушки тоже понравились ребятам, и Таня была прощена, став внештатным осведомителем органов. Постепенно Гоцешвили и его друзья охладели к Тане, и она стала выполнять деликатные поручения органов. Ее подкладывали в постель к ответственным работникам области и она на другой день исправно докладывала о чем те в порыве страсти говорили, о ком рассказывали анекдоты в предшествовавших близости застольях. Именно по заданию органов она и не эвакуировалась, а осталась в подполье.

  Допрашивая Таню Бичени понемногу проникался к ней внутренней симпатией, он даже любил как-то по особенному, эту красивую, по детски наивную и искреннюю девушку волею судьбы попавшую в такие замысловатые жизненные перипетии. Когда подошло время повешенья, на центральную базарную площадь деревни немцы и полицаи и согнали все население этой и соседних деревень. В центре стояли два высоких столба, и между ними была перекинута перекладина. Между столбов стояла грузовая машина, в кузове которой, аккурат под перекладиной, стояла табуретка. С перекладины свешивалась веревка заканчивающаяся зловещей петлей.

 Когда в горницу к Бичени ввели Таню в одной исподней рубахе, такую поразительно беззащитную и трогательно взволнованную, все в груди у него перевернулось. Он подвел ее к окну и показал взглядом в сторону приготовлений. Она взглянула на висильницу, смертельно побледнела и повалилась в руки Бичени без сознания. Дав команду позвать фельдшера, он перенес ее на лавку у стены. Лысый, грузный старичок фельдшер засуетился в своей медицинской сумке, нашел нашатырь, смочил ватку и поднес к лицу Тани.

  Она пришла в себя от резкого запаха, вскочила с лавки, со страхом оглядела всех вокруг и вся дрожа прижалась к Бичени, как бы ища у него защиты и не понимая, что это он еще вчера поздно вечером подписал ей смертный приговор. Он не удержался и погладил ее роскошные распущенные волосы, слегка приобнял за плечи и посадил на лавку. Она тут же вскочила и опять прижалась к нему с ужасом глядя на двух здоровенных автоматчиков которые пришли сопроводить ее на место казни и нерешительно топтались у двери ожидая указания офицера. Взглянув на Таню еще раз, Бичени резко встал, вышел в соседнюю комнату, где в одном исподнем валялись пьяные со вчерашнего дня, приведенные полицаями для услады эсэсовцев, девки. Взяв одну из них за руку, он, не взирая на ее протесты, втолкнул в комнату где ждали автоматчики.

  Вот, она тебя выдала нам, показал он на приведенную девушку. Таня с ужасом узнала Лизку, соседку по улице, которая тоже работала на подпольщиков. Но Лизка была комсоргом третьего отделения отряда партизан и не раз на собрании песочила Таню за банные мероприятия и говорила, что советская девушка должна блюсти свой моральный облик, что бы после войны не было стыдно односельчанам в глаза смотреть. Вот она заводит шашни только с немцами и то для того, что бы добыть для партизан у них ценную информацию. И вот эта Лизка еле стоит на ногах, пьяно ухмыляется, и это она ее предала.

  Налей ей выпивки, пусть выпьет за твое здоровье, твердо сказал Бичени, почти не коверкая русские слова. Поняв, что и от него защиты не будет и еще больше от этого задрожав, Таня подошла к бутылю с самогоном, сделав усилие над собой справилась с подступавшей истерикой, поднесла горлышко к граненому стакану стоящему на столе и дрожащими руками стала наливать мутный самогон в стакан проливая много мимо и противно стукая горлышком о края стакана. Че, плескаешь мимо п: да непутевая, пьяно заорала на нее Лизка. Продукт надо беречь, продолжила она, громко икнув. Взяв стакан в руку, состроив глазки Бичени, Лизка жеманно оттопырив мизинец, чокнулась с бутылкой и произнесла: "Ваше здоровье гер офицер, и тебе здоровьица Танюша" Пила, неприятно булькая и пуская в стакан слюни.

  Допив, поставила неуверенно стакан на стол. Ты, Танька дура! Посмотри, какие мужики без дела стоят, заплетающимся языком вещала Лизка. Все мы бабы б: ди, и всем нам одно надо. А ты Танька не задавайся и свою ма:ду раньше других не суй. Лучше пусть они тебя по жопе рукой гладят, чем шомполом охаживают и эту штуку на тебе испытывают, и она попыталась изобразить отвращение глядя на полевой телефонный аппарат.

  Касатик иди, приголублю, заверещала Лизка пытаясь из исподней рубашки вытащить грудь. Это не получалось и она порвав рубаху вывалила наружу две огромные груди. Стремительно кинулась и обняла одного из автоматчиков. Молодой немец, не против был, потискать такую доступную фрау, но остерегаясь офицера оттолкнул Лизку к столу. Ты не хочешь любви? Да ты не знал еще любви.

  Иди я тебе покажу, что такое настоящая баба, пьяно шамкала Лизка. Потом довольно ловко повернулась к столу и налив себе еще стакан стремительно его осушила. Зажевала хлебом и уставилась на Таньку. Ты геройка, ты молодец. Только трахать при всех ее не надо гер офицер, скорчив пьяную гримасу говорила Лизка Бичени, крутя у него пальцем перед лицом.

 Бичени зло глянул на нее, привлек ее к себе, громко дал команду фельдшеру. Таньку колотил озноб, все происходящее было как в тумане. Фельдшер открыл ампулу, набрал содержимое в шприц и подошел к Бичени. Тот сноровисто завел руки Лизки на зад и стянул их там ремнем, повернул лицо Лизки к себе, вдруг резко ущипнул ее за грудь. Лизка взвизгнула вывалив язык.

  Который тут же крепко ухватил Бичени. Лизка попыталась убрать язык, но это ей не удалось, повозившись, она прекратила сопротивление. Фельдшер сноровисто подошел и сделал ей укол в язык. После этого Бичени отпустил его. Она его спрятала и бессмысленно, пьяно уставилась в Бичени.

  Потом высовывала его и пыталась посмотреть на свой язык. Минут десять сидела с открытым ртом и пыталась петь какую-то песню. Но язык быстро распух, и изо рта вытекала, только слюна, и слышались нечленораздельные звуки. Он быстро толкнул ее автоматчикам. Те подхватили ее и выволокли на улицу.

  Когда в комнате никого не осталось, Бичени подошел к Тане, страстно поцеловал ее пересохшие губы и вышел во двор. Лизку повели на площадь. Когда она увидела виселицу и до не стал доходить смысл происходящего, она пыталась вырваться, что-то сказать, но дюжие охранники и распухший язык не позволяли ей этого сделать. Какой то услужливый полицай, подскочил к ней, и нацепил на грудь табличку, на которой большими буквами было написано "партизанская б:дь". Подойдя к грузовику, Лизка отчаянно сопротивлялась и не хотела дать себя раздеть, а потом не хотела лезть на кузов и на табуретку, но тут помогли полицаи и поставили ее на табурет, плотненько надев на шею петлю.

  Зачитали приговор на немецком и русском языке, и по взмаху какого то высокого чина в шикарной шинели с меховым воротником, фельдфебель, неунывающий весельчак Ганс завел машину и медленно поехал. Когда машина завелась Лизка со страху обоссалась, а когда табуретка уехала из-под нее ног, несколько раз взбрыкнула всем телом, подергала в раскорячку ногами и затихла неестественно вывернув голову, Осматривая безжизненное тело, Бичени обратил внимание на напрягшиеся соски и клитор и подумал, что надо спросить о странном явлении у фельдшера. Придя в избу, Бичени заметил у окна Татьяну, которая так и продолжала смотреть на качающееся, на ветру, одинокое тело Лизки. Он с трудом оторвал ее руки, вцепившиеся в подоконник, подвел к столу, усадил на стул, достал бутылку дорогого коньяка и красивый бокал. Налил ей и заставил выпить.

  Таня пила безразлично, словно воду жадными глотками. Он усадил ее к себе на колени, прижал. Все немцы посчитали свое дальнейшее присутствие неуместным вышли сами и пинками выгнали пьяных девок из соседней комнаты и полицаев. У нее началась истерика, она плакала, что-то бессвязное шептала, потом выкрикивала ему в лицо, колотила кулачками в его широкую грудь, пыталась вырваться. Он не отпускал ее, а только сильнее прижимал ее хрупкое вздрагивающее тельце к себе.

  Потом потихоньку она затихла и лишь надрывно всхлипывала, крепко его обняв. К вечеру она совсем захмелела от выпитого коньяка без закуски, и он отнес ее спать в свою комнату. Она спала тревожно, кого-то все время упрекала и звала в бреду. К вечеру же он узнал, что приезжавший специально для инспекции проведения массовых "воспитательных" мероприятий с населением покоренных областей сам гауляйтер восточных земель, остался крайне доволен и сообщил об этом в Берлин. Комендант их маленького гарнизона не скрывал своей радости и искренне его благодарил за удачно проведенное расследование.

  Никто из коллег и подчиненных его не выдал. Видно всем понравилась симпатичная русская девушка, так искренне и подробно сознающаяся в своих интимных прегрешениях, и все были даже рады, когда вместо нее повесили пьяную, затасканную шалаву. Под утро Бичени прилег к Тане в кровать. Он страстно целовал и возбуждал девушку, но она была почти безучастна. Это наверное от пережитого подумал он, снабдил ее приличным аусвайсом и посадил на проходящий поезд до Смоленска.

  Потом пришлось отступать, аж до Берлина. Дальше переодевшись в штатское бежать в Латинскую Америку. Там вместе с одним из прокоммунистически настроенных лидером одной из террористических организаций он сколотил свое первое состояние. В середине 50-х легализовался в Италии и серьезно занялся бизнесом достиг настоящих высот. В 60-х годах, влекомый желанием вновь увидеть Татьяну, сеньор Бичени приехал в составе туристической делегации в Союз.

  Предварительно, частное сыскное агентство навело кое-какие сведения о Татьяне. Его голос был весьма влиятельным в решении вопроса по сделке Фиата и постройке автомобильного гиганта в Тольяти. Перед ним откровенно заискивали тогдашние партийные функционеры. Он осмотрел новую стройку в Тольятти проехал по Золотому кольцу посетив древнейшие города России, побывал в Москве, Ленинграде он под надуманным предлогом изъявил желание посетить Смоленск и посетить один из населенных пунктов области. Яко бы хочет наладить выпуск сельскохозяйственной техники и интересуется предполагаемым ее спросом в российской глубинке.

  Польщенные таким вниманием смоленские партийные мужи оформили в считанные часы разрешение, а населенный пункт он выбрал, как бы случайно, ткнув пальцем в знакомую ему с войны деревню. Он опасался быть узнанным, но ничего поделать с собой не мог. Он должен был ее увидеть!!!Приехал он в деревню солнечным раним утром. Вокруг суетилось много наро