Девишник

  Ну что, все удачно? спросила Аня, услышав стук Катиных каблуков по паркету моей комнаты. Да. Если не считать того, что у Иришки кончилась туалетная бумага, и у меня теперь трусы влажные. Когда Катя сделала это признание, я отхлебывала чай. Мы уже выпили по три-четыре чашки на троих, жидкость в моей чашке была бледно желтая и я неожиданно для себя представила капли такого же бледно-желтого цвета на Катькиных бедрах.

  -. . . у тебя всегда трусы влажные. Ты же нимфоманка отозвалась Аня.

  Это не смешно. Больше всего на свете Катя любила две вещи: умничать и заниматься сексом. Недавно она листала медицинский справочник, нашла слово "нимфомания" , примерила его на себя, как новые босоножки, и теперь оправдывает свою распущенность болезнью. Я усмехнулась про себя, взяла с тарелки ломтик лимона и медленно вдохнула его запах. Но мне все равно казалось, что в комнате пахнет Катей, ее влажными трусами, кисло пованивают пальцы ее ног, выложенные на черной коже босоножек, как на крышке рояля; пахнет тяжелыми каштановыми волосами, пахнет приторно сладко, как брюхо у ощенившейся сучки, пахнет даже родинка над ее тонкой верхней губой.

  Между моим обонянием и Катей истерически надушенная Аня. У нее часто случался насморк и никогда не заканчивались деньги на "Ультровайлет" Пако Рабана. Представляю, как она с утра стоит дома перед зеркалом, смотрит на свое круглое, румяное лицо с маленьким вздернутым носом дорогой фарфоровой куклы, берет со столика синий флакон и что есть мочи жмет на кнопку наманикюренным пальчиком. Когда туман капель рассеивается, она внюхивается. Поднимает руки и нюхает подмышки.

  Наклоняет голову и нюхает маленькие сиськи. Зовет отца и просит его требовательным высоким голоском единственного ребенка: "Па-ап. Понюхай меня". Отец наклоняется, касается ее маленьких свинкиных сисек рыжими усами, нюхает и ничего не чувствует. Рыжие усы и Свинкины сиськи.

  . . Я смеялась. -: Это не смешно. Это болезнь.

  Как голод. Только мне, слава богу, никогда не приходилось так хотеть есть. . . говорила Катя Была бы обжора меня бы никто не хотел.

  Толстую. Я заерзала. Я захотела вытащить Катину "парфянскую стрелу" из моей пухлой ляжки. Я всегда немного смущалась, что полнее своих подруг. Катя всегда была худенькой, хотя в последнее время чуть раздалась в бедрах от гормональных таблеток.

  Аня была полнее на 15 килограммов, но похудела от папиных финансовых проблем. Теперь она неплохо смотрелась в джинсах сорок шестого размера, но попка у нее осталась трапецивидной, немного размазанной. Наверное, я не тот человек, который должен критиковать задницы, ведь над моей большой и круглой, как половина здорового июльского арбуза, даже потешались в школе. Большой зад переходил в толстые ляжки, которые при ходьбе терлись друг о друга и перепортили мне кучу брюк. Я много раз пыталась худеть, но от диет у меня сразу начинали сдуваться груди, а этого я допустить не могла.

  Мой пышный бюст единственное оружие против насмешек. Если я стою к обидчикам задом, то я в опасности, они смеются. Но когда я поворачиваюсь, и на мне обтягивающий свитер с вырезом, или полупрозрачная белая блузка с парой расстегнутых пуговичек, любой хулиган подавится своим смехом, этот гадкий смех будет у него булькать в горле, как мамино полоскание. Я люблю в ванной раздеться до гола, подойти поближе к раковине, так, чт