И вновь продолжается бой

т стаскивать с нее трусы, от чего качели, не желая расставаться с ними, двигаются на меня. Ритка, помогая мне, чуть приподнимается и сгибает ноги, от чего ее последняя преграда моментально оказывается под матрасом.

  От возбуждения трясутся колени и руки, которые лихорадочно освобождают напряженный, подрагивающий от нетерпения, уже знающий, что его ждет член. Освобожденный, он вплотную сталкивается с зовущей Риткиной тайной, она находится чуть ниже моего паха и я врываюсь в нее, догоняя уходящие качели. Ритка задушено вскрикивает от моей голодной прыти. Этот вскрик мгновенно охладил мой пыл. Я вспомнил, каким конфузом закончилась моя прыть при моем первом, настоящем погружении в тайну, когда в возбужденном полузабытье задергался и моментально излился на живот и ноги, увернувшейся в последний момент более опытной партнерше.

  Нет, не успокоившись а, уже трезво сознавая, что делаю, желая до бесконечности продлить потрясение чувств, охватывающих тесной и мягкой теплотой, я медленными толчками раскачивал качели. Толчок качели чуть уходят от меня, забирая блаженство, руки не желая расставаться с ним, легко подтягивают его к себе и оно мягким пленом обволакивает меня, тихо прикасаясь лобком. Эта музыка плавных движений заставляла замирать, от наслаждения, сердце. От нее Риткина тайна становилась влажной, позволяя проникать в ранее не известную, обжимающую плотным кольцом, горячую, подрагивающую глубину. Не желая спугнуть эту всепоглощающую негу, я медленно продолжал и продолжал танец, но в какой-то момент, помимо моей воли, в него начали вплетаться новые, самостоятельные и требовательные, ноты.

  Ритка, обвив меня ногами, сама начала диктовать ритм танца, то, прижимаясь, подставлялась так, что дальнейшее сближение уже не возможно, что чувствовалось дрожащее дно удовольствия, то слегка отстранялась, чтобы подставится вновь. Она, уже запаливаясь, повторяла все снова и снова, все в убыстрявшемся и убыстрявшемся темпе. Вдруг, запрокидывая назад голову, с напряженным лицом, закрытыми глазами, выдыхая какой-то непередаваемый звук, начала содрогаться, царапая, собирая в кулак старую ткань матраса. И в такт этим конвульсиям, ее и без того плотная глубина, начала ощутимо сжимать, выдаивать чужеродную для нее плоть. Потрясенный этими объятиями, в такт им, я приближался к тому взрыву, которого боялся и в то же время сильными толчками приближал, уже в полубеспамятстве успел услышать: "Не спускай в меня" , выскочив, прижался, уже снаружи и забился в судорогах извержения, залившей перламутровой лавой Риткин живот.

  Опустошенный, я свалился на двигающиеся качели. Ритка, с раскинутыми руками, с жемчугом, обвалившегося сознания, на оголенном животе, с еще закрытыми глазами полупроизнесла полувыдохнула: "Я кончила!"Как будто это была ее, только ее, самая большая заслуга в жизни. Кто знает.