Ваня и Ростик. Часть 6

я время от времени импульсивно грезил по причине исключительно эстетических поползновений, и тем не менее. . . тем не менее, ощутив ладонью упруго-мягкое полушарие, Ваня, студент первого курса технического колледжа, невольно замер. .

 . да, Ваня замер, а ладонь его. . . ладонь его, наоборот, чуть колыхнулась, потому как Ростик, словно умышленно дразня эстетические чувства старшего брата, на мгновение сжал и тут же разжал бархатисто-нежные ягодицы.

 . . Ну, и что, мой читатель, скажи мне на милость, было Ване сейчас делать? Будь на месте Вани опытный или даже неопытный, но явно осознающий себя бойлав один из той невидимо многочисленной и неубывающей когорты самоотверженных и совершенно однозначных любителей попок, он бы, я думаю, не растерялся. . .

  да что там думать! Любой, даже самый робкий любитель этих упругих полушарий при таком совершенно сказочном раскладе и сюжета, и самого маленького Ростика, уткнувшегося лицом в подушку, не растерялся бы точно, и даже. . . даже не растерялся бы наверняка! Но Ваня. .

 . ах, мой читатель, мой вечно спешащий, нетерпеливо бегущий куда-то читатель! Разве ты еще не понял, что Ваня, шестнадцатилетний студент технического колледжа, весь сексуальный опыт которого сводился пока лишь к забавам да проказам со своим неугомонным петушком, сам досконально еще не знал и со всей неоспоримой очевидностью еще не ведал главного, а именно: кто он есть в своей сексуальной жизни и в чем, в каких негасимых стремлениях, заключается-выражается его истинная непреднамеренная суть? Да и можно ли Ваню в этом укорять? все ли, спрошу я, мой непредвзято проницательный читатель, знают это в шестнадцать лет с той действительно неопровержимой очевидностью, с какой утверждают это для окружающих? Знаю, читатель мой, знаю! Предвижу, что ты спросишь сейчас: а как же Ванины юные грёзы о попке друга Серёги? Разве эти мечты и грёзы не есть полноценное свидетельство Ваниных подлинных интересов? И разве его бесплодные усилия над телом Раисы, в пьяном забытьи валявшейся на одной из бесчисленных коек общаги, не говорят дополнительно о том, в чем выражаются Ванины интересы? Разве мало всего этого, чтобы поставить окончательный и несмываемый диагноз? Мало! отвечу я, и здесь, мой читатель, я буду твёрд и совершенно непреклонен. Ибо разве такая уж редкость суетливо скомканный или даже совсем неудавшийся первый в жизни половой акт с лицом пола противоположного? Разве в шестнадцать лет, спрошу я, все такие лихие мачо, тарзаны и казановы, каких с неуёмной целенаправленностью в изобилии демонстрируют нам глянцевые страницы разнообразных благочестивых журналов? Ах, не надо обманывать! И не надо обманываться! добавлю я. И тот факт, что петушок Ванин вдруг закапризничал и побрезговал совокупляться с бездонным чревом общедоступной Раисы, повсеместно используемой в общаге в качестве нехитрого и безотказного ебального станка, еще ни о чём не говорит ни прямо, ни косвенно, ни, если выразиться более понятно, дополнительно. А что касается Ваниного непосредственного и даже как бы перманентного интереса, проявляемого к Серёгиной попе, то и здесь я бы не стал торопиться с выводами и определениями.

  Разве такая уж редкость юные и даже горячие, но ни к чему конкретному не обязывающие эротические мечты-фантазии, имеющие легкий голубой оттенок? И разве в основе искренней дружбы двух самых обычных парней нет пусть даже глазу не видимой, пусть совершенно и однозначно этими самыми парнями в реале неосознаваемой, но неизменно присутствующей в их стремлении быть вместе вечного, как сама жизнь, налета гомоэротичности? Да, мой читатель, да и еще раз да: всё в этой жизни не так просто и, добавим, всё не так однозначно, как нам, нетерпеливым, порой этого сильно хочется в вечном нашем стремлении поскорее добраться, долететь, добежать до самого-самого главного. . . Так вот, мой читатель, позволю себе повторить вопрос, заданный в самом начале предыдущего абзаца нашей неспешно разворачивающейся истории: что, скажи мне на милость, было Ване, студенту первого курса технического колледжа, в пол-оборота сидящему на краю своей собственной кровати, сейчас делать и предпринимать? Он, совершенно непроизвольно и даже бессознательно позабыв, что по попке в знак наказания маленького и даже, как выяснилось, местами коварного Ростика нужно стегать и хлопать, в неком сладостном забытьи гладил упруго-мягкие ягодицы, тискал и мял их, и снова гладил, скользящей ладонью совершая круговые движения то по часовой стрелке, то против, между тем как его петушок, непривычно лишенный совершенно привычного для него, для петушка, самовыражения, в буквальном смысле сходил с ума. .

 . Выход был, и выход этот казался Ване единственным: оставить в покое нежную попку покорно лежащего на животе Ростика, оставить в покое самого Ростика как мимолетное и бесплодное наваждение. . . и в туалете или, еще лучше, в ванне самым прямым и непосредственным образом решить все проблемы посредством привычного и совершенно непроблематичного рукоприкладства.

 . . и Ваня, наверное, так бы и сделал элементарно разрядился бы в ванной или в туалете, яростно и даже самозабвенно ублажая своего своенравного петуха, если б неугомонный Ростик новым своим вопросом не повернул брата Ваню совершенно в другую сторону. Дело в том, что маленькому Ростику, какое-то время лежащему ничком с закрытыми глазами и мысленно следящему за всеми манипуляциям старшего брата Вани, всё это просто-напросто надоело. .

 . да, надоело! Выходило, что он безучастно лежал как какое-то непонятное и совершенно бесхозное полено, а Ваня, сидящий рядом, занимался черт знает чем занимался всякой ерундой. . . и потом, маленький Ростик ведь жаждал и предпринимал самые героические усилия для того, чтобы старший брат Ваня, у которого была большая и настоящая пиписька, наказал его, Ростика, в том таинственном и волнующем смысле, в каком он, Ваня, обещал наказать его первоначально, а вовсе не для того, чтобы лежать теперь ничком, ничего не видя и ни в чём не участвуя.

 . . нет, так маленький Ростик не договаривался не этого он хотел! И потому, повернув голову, он посмотрел на брата Ваню с некоторым недоумением: А ты чего не раздеваешься? поинтересовался Ростик, действительно не понимая, отчего Ваня медлит. Зачем? поперхнулся Ваня. Ну, ты же сам знаешь.

 . . маленький Ростик пару раз сжал-разжал свои круглые ягодицы, и хотя вряд ли он сделал это осознанно или, тем более, умышленно, но получилось. . .

  возбуждённый Ваня почувствовал свой чуткой ладонью, что получилось это достаточно двусмысленно. Нет, я не знаю, чуть запинаясь, проговорил Ваня. И тут же, затуманенным взглядом глядя Ростику прямо в глаза, добавил: Скажи. . .

  Ага, живо откликнулся Ростик, я скажу, а ты снова будешь ругаться. . . Не буду, пообещал Ваня с самой горячей и неподкупно искренней нетерпеливостью в голосе. Ну, Ваня.

 . . ты утром сегодня что сказал? благоразумный Ростик попытался перевести стрелки на Ваню, чтобы на всякий случай не произносить самому то, что он, маленький Ростик услышал сегодня утром от брата Вани. Что я сказал? Ваня, шестнадцатилетний возбуждённый студент первого курса технического колледжа, то ли действительно впал в состояние полной беспамятности, то ли, в свою очередь, не менее искусно переводил стрелки на младшего брата, чтобы потом. .

 . да, что потом, в случае чего, этого самого брата, то есть малолетнего Ростика, сделать виноватым. Ну, ты сказал. . .

  Ростик сделал паузу, ты утром сказал. . . уточнил Ростик и снова сделал паузу, мысленно решая, какое из двух волнующих слов выбрать, чтобы проговорить это выбранное слово вслух слово-первоисточник или его английский эквивалент. Ну! Ванино терпение, казалось, вот-вот лопнет.

  Ты сказал, что ты меня факнешь. . . вот что сказал! маленький Ростик, напоминая Ване утренний бесконечно педагогичный разговор, благоразумно остановился на английском эквиваленте. В общем-то, где-то в глубине души Ваня догадывался, что Ростик скажет именно это.

 . . и тем не менее, столь бесхитростно и откровенно прозвучавшее напоминание из уст маленького Ростика на какое-то мгновение невольно смутило шестнадцатилетнего Ваню. Ростик. .

 . ты хоть понимаешь. . . Ваня сделал слабую интеллектуальную попытку воспротивиться бесцеремонно и даже победно дёрнувшемуся в штанах петушку, ты понимаешь, о чем ты говоришь? Ну, понимаю.

 . . не очень уверенно отозвался Ростик, искренне не понимая, какие между ним, Ростиком, и его старшим братом Ваней могут быть недомолвки или секреты. Особенно теперь, когда он, Ростик, позволил Ване поиграть со своим петушком. .

 . Что ты понимаешь? воскликнул Ваня. . . и тут же вспомнил, как он обозвал утром маленького Ростика "голубым", и как Ростик в ответ на это на полном серьёзе спросил у него, у старшего брата: "Ваня, ты дурак?", и как потом.

 . . как потом маленький Ростик горько расплакался. . .

  вот что еще было утром! Мысли в голове Ваниной летали, как пули, выпущенные из бравого пулемёта "Максим" по врагам мировой революции. Нет, Ваня, ты сначала разденься. . . увильнул от ответа на слишком прямолинейный вопрос маленький Ростик.

  Ты раздевайся! как-то совсем несолидно и даже как бы не совсем серьёзно буркнул Ваня, но маленький Ростик воспринял эту фразу как более чем прямое руководство к действию: мигом перевернувшись на спину, он приподнял вверх попку вместе с задорно торчащим петушком и, изогнувшись, тут же стянул с себя брюки совсем. . . вслед за брюками с маленького Ростика так же стремительно и проворно слетела футболка. .

 . и маленький Ростик оказался на постели совсем гол. . . Я готов, простодушно улыбнулся он, глядя Ване в глаза с бесконечным доверием ученика, готового выполнить любое указание своего обожаемого учителя.

  Теперь ты. . .