Ваня и Ростик. Часть 10

  А впрочем. . . впрочем, поднадзорные бобики и прочие наголо стриженые юные интеллектуалы могут под неусыпным присмотром невидимых бобиковедов резвиться на свежем бесплатном воздухе как угодно долго, выкрикивая свои бесконечно толерантные лозунги и тем самым поднадзорно и даже продуктивно отвлекая внимание почтенных обывателей от всякой европейской и прочей отечественной недвижимости, но жизнь есть жизнь, и она, эта жизнь, идёт своим чередом, не взирая на всяких бобиков и прочих ликообразных деятелей и даже полководцев на фронте отечественной гомофобии. .

  . Может быть, мой читатель, и не стоило обо всём это говорить о Петре и Платоне, о Зевсе и Лукиане, о Цезаре и о Гитлере, но пока мальчики спали я оглянулся на миг назад, чтобы увидеть еще раз залитую солнцем праотчизну и, оглянувшись назад, невольно зацепил глазом прочие времена-эпохи, безвозвратно прошелестевшие на ветру нашей общей истории. . . только и всего! Сказка мешается с былью, и иногда.

 . . иногда не сразу понимаешь сам, что в этой жизни сказочное, а что под вечно голубыми небесами исправимо реальное. . .

 Ваня, студент первого курса технического колледжа, проснулся первым. . . радио, выполнявшее в "детской" роль будильника, еще молчало, накапливая в своём затаившимся безмолвии самые разнообразные новости о событиях и происшествиях, что случились за прошедшую ночь, и Ваня, едва открыв глаза и сразу всё вспомнив, покосился на Ростика, маленький Ростик, не торопящийся просыпаться, лежал на боку, прижимаясь животом к Ване, одна его нога была бесхозно заброшена на ногу Ванину, одна его рука лежала на Ванином животе. .

 . и вот таким самым что ни на есть безнадзорным и потому совершенно бесхитростным образом к Ване прижимаясь, маленький и беззащитный Ростик бесшумно и даже безмятежно посапывал, нисколько не торопясь узнать, что случилось в мире за прошедшую ночь. . . А что, собственно, случилось? В конце концов, маленький Ростик самым настойчивым образом хотел всего этого сам.

 . . и потом: всё, что случается, чаще всего случается в голове, а у Вани, надо отметить, голова была вполне здоровой, то есть без всяких въевшихся в душу комплексов и прочих отечественных фобий. . .

  да, именно так: маленький Ростик никуда не делся и как был младшим и даже любимым братом, так им и останется, и Ваня, если кто-то его, то есть Ростика младшего брата, обидит, без всяких апелляций и даже ни на миг не задумываясь порвёт обидчику пасть, а всё остальное. . . всё остальное ветер, с места на место гоняющий в слабых головах словесную шелуху. .

 . и осторожно, чтоб маленького Ростика не разбудить, Ваня безнадзорно скользнул рукой вниз, попка у маленького Ростика, с самого вечера ничем не прикрытая, была, как показалось Ване исключительно на ощупь, еще соблазнительнее, чем накануне: скользнув чуткой обтекающей ладонью по двум упруго-мягким и нежно-теплым булочкам, едва прикасающимся, трепетно вздрагивающим пальцем проведя по сказочной ложбинке, Ваня свою обтекающую ладонь на одной их булочек вполне осознанно остановил, и ладонь, его, трепетно замершая в лучах радостно весеннего солнца, в тот же миг упоительно наполнилась. . . Надо ли говорить, мой встрепенувшийся читатель, что Ванин петушок, давно уже живший по собственному и даже не всегда ему, то есть Ване, удобному расписанию, проснулся еще раньше Вани! И в тот момент, когда Ваня только-только открыл глаза, его петушок, не раз и не два уже поднимавшийся, чтобы проверить, не проснулся ли Ваня, не то чтобы бодрствовал, но и не спал, пребывая, как в засаде, в некой выжидательной полудрёме.

 . . и вот, едва только Ваня, студент первого курса технического колледжа, наполнил свою ладонь, как его петушок бдительно вздрогнул и, ни секунды не раздумывая и ни мгновения не сомневаясь в необходимости своего бодрого присутствия на весеннем празднике Ваниной любознательности, тут же, стремительно и даже упруго подскочив во всю свою петушиную прыть, одномоментно принял боевую стойку. . .

  и, прижимая ничего не подозревающего и потому крепкого спящего маленького Ростика ладонью одной руки к себе, лежащий на спине голый шестнадцатилетний Ваня ладонью руки другой не без некоторого удовольствия потрепал-погладил затвердевшего петушка. . . но уже в следующий момент им обоим показалось такого не шибко пылкого утреннего приветствия мало пальцы Ваниной ладони непроизвольно обняли-стиснули жаром пышущего петушка, и петушок. .

 . петушок в тот же миг оказался зажатым и даже сжатым в привычном кулаке шестнадцатилетнего Вани, студента первого курса технического колледжа. . . Ну и, мой читатель, представь себе эту самую картину древнегреческую идиллию: утро, весна, комната уже залита радостным солнечным светом, будильник еще молчит еще не выплёвывает, торопясь и захлёбываясь, последние новости с мировых и прочих рынков движимости и недвижимости.

 . . голый Ваня, уже по-мужски оформленный, но еще по-мальчишески миловидный, еще элегантно гибкий в своих ничем не прикрытых на данный момент очертаниях, лежит на спине, вытянув ноги, сбоку к нему, уткнувшись в бедро горячим и даже чуть твёрдым петушком, мирно и сладко посапывая, прижимается маленький, бесконечно любимый Ростик и этот самый Ваня, ладонью одной руки нежно и ненавязчиво ощущая тугую горячую булочку беззаботно спящего Ростика, кулаком руки другой с утренним наслаждением ласкает своего неугомонно прыткого петушка. . .

  может быть, спрошу я тебя, мой впечатлённый читатель, эта почти что идиллия на шуршащем ветру пролетающих мигов и есть та самая внезапно, но узнаваемо проступившая своими весенними контурами утраченная некогда безмятежно счастливая праотчизна? Да, конечно: дважды в одну реку истории войти нельзя, и как отдельно взятый человек никогда уже не может вернуться в своё босоного счастливое детство, где мир был таинственно безграничен, а небо выше, так точно и человечество никогда не вернётся в пору своей детской наивности и даже счастливой дикости, не замутнённой и не загаженной пролетевшими на шуршащем ветру созидательными столетиями. . . но, быть может, спрошу я тебя, мой читатель, эту самую праотчизну можно открыть и увидеть в отдельно взятом и даже конкретно частном случае? И тогда все ликообразные бобики, все пыльные мачо со всех городских и прочих душевных окраин, все скопом взятые и потому безупречно нравственные их кукловоды. .

 . словом, вся эта прости меня, мой читатель! назойливо лезущая в нашу неповторимую личную жизнь лукавая пиздабратия покажется такой не заслуживающей внимания эфемерностью, что. . . собственно, нечего даже сказать.

 . . в том смысле, что не о чем говорить. И потом, у нас ведь, читатель, у нас сказочная история, а все эти местные сталины-гитлеры, все эти бобики с неоднозначным прошлым и прочие лысообразные тины, от своей единичной ущербности группирующиеся в стаи и только в таком стоеобразном виде обретающие в своих глазах видимость полноценности. .

 . ну и к лешему, всех этих леших! У нас, мой читатель, сказка, и сказка эта про жизнь личную и даже частную, от которой отгонять всяких бобиков и прочих полководцев нужно, не задумываясь. . . Ну, и вот.

 . . шестнадцатилетний Ваня, на какой-то миг совершенно увлёкшийся личной и даже частной жизнью, а именно: ладонью одной руки едва уловимыми поглаживаниями лаская попку спящего Ростика, а кулаком руки другой, сдерживая дыхание, уже более энергично и даже целенаправленно лаская петушка, сам не заметил, как подкатили первые, но явно неоспоримые симптомы извержения вулкана. . .

  да и Ване ли, студенту первого курса технического колледжа, было со всей достоверностью не разбираться в этих симптомах! Мигом выпустив петушка из кулака, Ваня, стремительно переключаясь на что-либо более интересное, посмотрел на дисплей будильника, который будильник, а не дисплей должен был рано или поздно заговорить вполне человеческим голосом. . . посмотрел, значит, Ваня на дисплей будильника, и. .

 . ни хрена себе рано или поздно! До всеобщей побудки оставалась буквально минута. . . даже меньше.

 . . меньше. . .

  и Ваня, действуя интуитивно и даже непредсказуемо, в один миг осторожно, но в то же время торопливо и даже стремительно откатился от сладко спящего на ветру своей беззаботности маленького Ростика и, не потревожив этот самый сон, бесшумно и мягко, как рысь, приподнялся с кровати, легким взмахом руки, стремясь упредить объективно утекающее время, Ваня в одно мгновение до груди прикрыл целомудренно оставленного Ростика простыней и, рассекая утренний свет своим вздыбленно торчащим залупившимся петухом, попутно захватывая трусы и шорты, как ракета устремился из "детской", бесшумно прикрывая за собой дверь, в туалет. . . и в самый раз! будильник, выполняя свою главную функцию, громким человеческим голосом, весело захлёбываясь, заговорил. .

 . Трудно сказать, почему Ваня сделал так. . . может быть, не без некоторого основания предполагая, что маленький Ростик, заслышав влетевший извне в его сон голос, привычно проснётся, он, то есть Ваня, хотел деликатно оставить маленького Ростика, накануне не без успеха углублявшего своё знакомство с его, Ваниным, петушком, в банальном, если так выразиться, одиночестве хотел, спонтанно и потому мгновенно осознав это, оставить его, маленького Ростика, наедине со своей утолённой любознательностью? Я, честно говоря, не знаю.

 . . да и невозможно знать всё! В туалете, первым делом отлив, голый Ваня уже хотел натягивать трусы и даже шорты, чтобы выйти из туалета не каким-то диким греком, а вполне цивилизованным городским человеком студентом первого курса технического колледжа, но. . .

  разогретый и даже разгоряченный Ванин петушок смотрел на это несколько иначе, а если сказать более определённо, то колом стоящий петушок требовал однозначного продолжения и даже. . . даже, не побоимся этого предположить, окончания-завершения утренней рукопашной игры и прочей не менее целомудренной манипуляции. .

 . что касается "прочей не менее целомудренной манипуляции", то это было на данный момент вне досягаемости его, петушиных, помыслов и даже от него, от петушка, вообще не зависело, а вот что касается завершения-окончания в рукопашном, так сказать, варианте, то Ваня, студент первого курса технического колледжа, был, что называется, под рукой здесь разгоряченный петушок не только мог т