Зона

ал, глядя в потолок, не мешая, но и не участвуя в моих усилиях. Обнажив его, я стал покрывать его тело поцелуями. Мои руки судорожно прижимали его, а губы метались вдоль его груди, живота, ног.

  Я поймал ртом его набухшую плоть, но он резко отвел рукой мою голову в сторону: Этим я занимаюсь сам!Больше сдерживаться я не мог. Я перевернул его на живот, лег сверху, быстро раздвинул ему ноги и осторожно в него вошел. Голова шла кругом от переполнявших меня чувств, нахлынувшего родного тепла, острого ощущения единения, слияния с ним. Я неиствовал, хотя движения мои оставались нежными и бережными. Я зарывался в его жар и целовал, целовал, целовал.

  Даже сладкие судороги, скрутившие мое тело, не причинили ему ни малейшей болиЯ отвалился и долго лежал, наслаждаясь счастьем и удовлетворением. Что-то мешало быть этому счастью полным. Я попытался понять, прислушался к себе. И вдруг меня осенило ведь он был полностью безучастным во все время соития. Он не проронил ни слова, не сделал ни одного жеста.

  Я повернулся к нему. Он лежал, глядя в окно, неторопливо теребя в руках край одеяла. Саша, что с тобой? Я повернул его голову к себе. Он распахнул на меня свои огромные глаза и, не отвечая, молча пожал плечами. Тебе было больно? Я спросил, хотя твердо знал, что был бережнее и нежнее, чем обычно.

  Да, нет! Все было отлично! Он встал и начал неторопливо одеваться. Я ничего не понимал. Я знал только, что в нем произошла необъяснимая метаморфоза, и он уходит. Ты мне объяснишь, хоть что-нибудь? я уже просто орал. Он, в который уже раз, пожал плечами: Мне надо идти! Ну и черт с тобой! Валяй! я в бешенстве рвал одежду, которую пытался на себя натянуть.

  Спасибо за все! Он мягко тронул меня за рукав, потом повернулся и быстро вышел. Я стоял посреди комнаты, ошарашенный, раздавленный, ровным счетом ничего не понимая. Ясно было только одно, что он не вернется. Но этого просто не может быть! Не должно быть! Я выскочил наружу и кинулся ему вдогонку. Вернуть, выяснить, в чем дело! Я все сделаю, что он захочет, только никак нельзя ему от меня уходить!Я видел, как он садился в автобус, который быстро отошел от остановки.

  Я метался вдоль улицы, ловя машину. Наконец это мне удалось. Любые деньги! Вот за тем автобусом! Меня всего трясло, и шофер понял, что большего ему от меня не добиться. Между нами было уже много машин. Прорваться ближе никак не удавалось.

  Наконец нам удалось приблизиться к автобусу, но в последний момент он проскочил на светофор, а мы остались стоять. Я видел, как автобус остановился метрах в ста за перекрестком, из него вышел Саша и быстро направился в подворотню. Когда мы подъехали, двор уже был пуст. Следующие три дня я плохо помню. О работе не могло быть и речи.

  Меня кидало то в жар, то в холод. То вдруг я вдохновлялся беспричинной надеждой, и мир приобретал реальность. То вдруг меня охватывало вселенское отчаяние, и я был близок к самоубийству. На меня всегда-то было страшно смотреть теперь от меня просто шарахались: безумный взгляд, гримаса мучения на небритом лице, отрывистая несвязанная речь. Целыми днями я стоял у его дома, сторожа его, жадно глядя на прохожих.

  Я даже не планировал, как буду себя вести и что скажу. Мне нужно было его увидеть. Подошел автобус, и они оба вышли Саша и какой-то мужик. Саша глядел на него восторженным взглядом и что-то говорил. Мужик рассеяно кивал, потом протянул руку и начал прощаться.

 Я рванулся к ним. Увидев меня, Саша в ужасе отшатнулся. Но я глядел не на него, а на второго. Вот тот, кто стал причиной моих мучений. Вот эта падаль, которую можно перешибить одной соплей.

  Ничего не соображая, я из-за всех сил ударил его. Он упал, а я продолжал жестоко избивать его, не давая встать, раз за разом всаживая сапог в разинутый в вопле боли и отчаяния рот. Он уже не сопротивлялся, а я бил и бил, пока меня не оттащили приехавшие менты. Они дождались, пока его увезла "скорая", и поволокли меня в отделение. Я с тоской осматривал собравшуюся толпу, но Саши нигде не было видно.

 Дело было предельно ясное. Мне повезло, что мужик выжил. После месяца проволочек мне был вынесен приговор. Я возвращаюсь на зону. На свою зону, туда, где на правах сильного я беру все, что хочу, не заботясь о чувствах обираемого.

  Там нет места нежности, верности и любви, но зато никто не может их и отринуть. Там можно схлопотать удар ножом, но никто не наносит страшных ударов, испепеляющих все нутро. Там "петушат" слабых. Ну, так и не лезь на зону, если ты слабак. Прощай, Сашка! У тебя своя зона твоя душа, которая просто купается в грязи, страхе и унижении.

  Твоя зона тоже отвергает настоящие любовь и нежность. И слабаков, которые умудряются вляпаться в эти чувства, твоя зона жестоко "петушит". Твоя зона даже страшнее в ней оказываются по своей воле. Прощай, мой дорогой мальчик! Мы обречены находиться каждый в своей зоне, и они не должны пересекаться. Это очень больно.

  Прощай.